Подарок для Стейс: Огрен

[ernahel]

Вот что меня интересовало давно... Ведь никто, кроме Огрена не знает, зачем ушла на Тропы Бранка. И как очень легко он пережил все это. Почему? Вот... такой взгляд со стороны.

Трактирщик! Трактииирщиииииик! Еще кувшин! О! Здорово, командир! Какой кувшин? Четвертый. Знаешь, что интересно? Городишко – дрянь, а пиво хорошее. Закавыка. Тебе жаль? Чего тебе жаль? Что так получилось? Это ты про те пять золотых, что в карты просадила? Дак плюнь. Не те деньги. Хотя понять могу… ты не про их? А про что тогда? Про Бранку? А что такое? Мы ее убили? Ну да, убили. Она моя жена и я должен переживать? Хм. Ты меня прости, командир, но сдается мне, недопонимаешь ты чего-то. Жена, оно конечно. Вопрос – какая.
Мы, когда поженились, сначала все нормально было. Я – в трактире и на Арене, вечером пришел, она ужин – на стол, сама – в койку. Ну, в кузне, там, возилась с хреновинами всякими. Все чего-то плавила, досыпала, пережигала… опять досыпала. Так я ж не против был. Радовался даже поначалу – при деле баба, толковая, рукастая. И польза – доспех на Арене помнут – она поправит, да так, что и не видать совсем. Так и жили. Я воюю, она все чего-то мастерит. Ну и домастерилась! Сварганила не пойми с чего топливо это бездымное, будь оно неладно. Ну и началось… Все в ладоши хлопают, ногами топают, «Браво» кричат. Милости посыпались. Деньги, слава. В конце концов Совершенной объявили. Она свой Дом собирать начала… А наш дом, который очаг семейный, вроде как на второе место. И ужин уже не каждый день, и койка – раз в неделю, и смотрит уже по другому. Я, понятное дело, собрался было в ухо – так у нее за спиной теперь четыре мордоворота, вроде как охрана, да и сама – баба крепкая. Я, понятно, с ними сцепился, а что толку? Морду набили, а еще раз, говорят, с ручонками к Совершенной сунешься – вообще убьем.
Дальше – больше. Ужины вовсе прекратились, жена просто сверху вниз смотрит. Словами всякими называть начала… «Милый» там, «хороший» я вообще уже не слышу! По имени – и то не всегда! «Эй ты!» все больше! Ну и как тут не обозлиться? Я и обозлился. А сделать-то ничего нельзя! И поучить – не поучишь, не дадут. И даже наорать толком не получается – она сразу сковородку хватает и все по голове целит. Ты кто, говорит, вообще есть, пьянь? Ну-ка, никшни! Это мне-то. Мужу законному. «Никшни!» И ладно, когда сковородкой. А то веником поганым по морде?! Мне! Воину! Берсерку! И эти четверо, что вроде как охрана – ржут, мерзавцы.
Да еще напасть – я, как мужик, ей вовсе не нужен стал. Она себе подружку завела. Подружку! Геспит эту! В городе шушукаться начали. На меня уже пальцами показывают, да и вообще… Понимаешь, я же имя свое потерял! Огреном быть перестал! «Муж Бранки» – и все! В общем, не жизнь, а шахта заброшенная: темно, глухо и никакого навара. Еще и вода за шиворот капает.
Стал я думать – что делать. Варианта два – либо самому уходить, либо половину свою дражайшую куда-то спровадить. Желательно – далеко и надолго.
Самому уходить? Так некуда. Не на поверхность же. Ее прогнать? Да как же ее прогонишь? Она ж почти что памятник. А тут мы с одним выпили… хорошо так выпили. И уж не помню с чего, да только стали друг другу байки старые пересказывать. Я ему про Топор-Камнеруб, он мне – про Каридинову Наковальню, на которой Кузнец Совершенный големов ковал. А у моей големы – просто в голове заноза! Она мне про них все уши прожужжала. Вот это, мол, воины, вот это – сила. Мы бы с такими!.. Представляешь? Вместо берсерков – болванов каменных наделать. Я ей тогда по шее дал, чтоб, значит, дурость выбить.
А уж когда она Совершенной стала, тут только и разговоров – големы да големы. А этот, с кем пили, мне Камнем клянется, что знает, где эту Наковальню искать. Что он, мол, Каридина потомок. Троюродный сын без права наследования. Потому и знает. Я, конечно, не поверил про родню, но остальное на ус намотал. А как домой вернулся – так Бранке все это в красках и расписал.
В общем, через неделю и она, и мордовороты, и подружка – за Наковальней отправились. А я остался. Ну а дальше – сама видела. Вона, когда встретились, так обложила, я аж на ежика похож стал. Рыбонька моя совершенная. И о чем я жалеть должен?

...Вот и я не знаю.